Овернский клирик - Страница 94

– Сеньор! Сеньор! Нас обманули… Помилуйте!

Я медленно поднялся, соображая, что самое время исчезнуть среди этого перепуганного стада. Но что-то остановило. Что задумал последний из Пендрагонов? Обрушить малиновое пламя на Памье?

– Отец Гильом! – нормандец был уже рядом с помостом. – Отец Гильом, скорей бежать!

Я отстранил его руку и повернулся к де Лозу. Но тот не видел меня, глядя в сторону недвижной темной фигуры.

– Вы, собаки, укусившие руку, которая кормила вас, заслуживаете смерти! Но есть среди вас тот, кто виновен трижды. Де Лоз, ты натравил этих людей на мой замок!

Хриплый хохот – епископ дрожащей рукой доставал из складок одеяния знакомый жезл с золотой черепахой.

– Гнусный демон! Я не боюсь твоего огня. Хочешь – сожги еще сотню дураков!

Рядом со мной неслышно появилась Анжела. За ней мелькнула черная бородища де Гарая.

– Ансельм свободен! – шепнула девушка. – Отец Гильом, надо уходить! Сеньор Доминик…

Но я не стал слушать. Я тоже не страшился малинового огня, но уже было ясно – д’Эконсбеф не сделает самого страшного. А вот что касается Его Преосвященства…

– Эй, вы! – де Лоз, похоже, окончательно пришел в себя. – У кого есть луки – стреляйте! Остальные – вперед! Я беру на себя ваши грехи!

– У тебя их и так достаточно! – громовой голос д’Эконсбефа заставил людей замереть на месте. – Ты не боишься огня, потому что украл дэргский амулет. Ты ко всему еще и вор, де Лоз! Но это не спасет. Тебя не тронет пламя, но погубят твои же грехи. Перед теми, кто верил тебе, повелеваю: да будет каждое твое слово – правдой.

Де Лоз замер, затем облегченно вздохнул – крыша опустела. Темный силуэт исчез так же внезапно, как появился.

– Дети мои! – хриплый голос епископа разнесся над площадью. – Да не поверите вы демону в человеческом обличье, нелюдю, который думает, что этот дурацкий Христос спасет его от ада!

– А! – испуганно крикнул кто-то. Над толпой повисла страшная, мертвая тишина. И в этой тишине послышался хриплый хохот.

– Бараны! – де Лоз побагровел, на глазах его блеснули слезы. – Глупые бараны! Да сгорите в аду вы все, ибо никто из вас не достоин моего Великого Господина!

Он вновь согнулся от хохота, толстая рука сорвала наперсный крест.

– Что?! Видели? Так я смеюсь после каждой мессы! Да восславится Сатана, к которому я отправлю ваши ничтожные душонки!

Металл звякнул о помост, нога в башмаке из дорогой кожи наступила на крест.

– Вот! Вот! Видите! Вот что я делаю с вашим боженькой!

«Да будет каждое твое слово – правдой.» От этого заклинания украденный амулет не смог защитить.

– Вот! Вот! – де Лоз, забыв обо всем, продолжал топтать распятие, но люди уже приходили в себя. Кто-то вспрыгнул на помост, кто-то медленно вынул кинжал из ножен…

– Что? Испугались? – де Лоз с вызовом поглядел на толпу, но те, кто еще недавно верил лжепастырю, уже знали, что делать. Люди шли медленно, тихо. Меня отодвинули в сторону. Миг – и десятки людей молча кинулись на епископа. Сдавленный вопль… Толпа колыхнулась, вверх взлетела позолоченная митра, сломанный посох упал под ноги…

– Костер! – разорвал тишину чей-то звонкий голос, и тут же десятки других откликнулись:

– Костер! Костер! Несите факелы!

Толпа расступилась, образуя живой коридор, и по нему проволокли что-то страшное, бесформенное, покрытое пятнами крови и грязи. Останки де Лоза швырнули на хворост, и тут же несколько факелов ткнулись в подножие костра. Треск… Высокое пламя, почти прозрачное, незаметное в горячем летнем воздухе, взметнулось вверх. И словно в ответ сотни голосов одновременно затянули: «Тебя, Боже, хвалим…» Люди пели, подняв лица к равнодушному небу, надеясь, что Тот, перед Кем мы все так грешны, смилуется над ними…

– Брат Гильом! Брат Гильом! – чья-то рука нетерпеливо теребила мое плечо. Я обернулся – на меня глядело искаженное ужасом лицо де Юра.

– Брат Гильом! Я не виноват! Не виноват…

Я не стал отвечать. Может, этот взяточник и в самом деле не виноват. Во всяком случае, не так, как покойный де Лоз.

– Вы скажете? Вы подтвердите? – коротышка никак не решался отпустить мое плечо. – Что же теперь будет?

– А что такого будет? – удивился я. – Добрые христиане Памье покарали злодея, которого я именем Его Святейшества лишил кафедры и сана.

– А-а… Ага! – глаза викария блеснули. – Конечно, конечно! Вы возглавите епархию, брат… извините, отец Гильом?

Да, конечно… Пока архиепископ разберется, пока Его Светлость скажет свое слово, пройдет немало времени. Епархия не должна вдовствовать.

– Брат Петр! – позвал я нормандца, хмуро созерцавшего, как пламя уничтожает останки главного сатаниста Памье. – Брат Петр, идите сюда!

– Вы, кажется, знакомы? – я повернулся к де Юру. – Брат Петр – весьма достойный пастырь, и, главное, уже успел неплохо разобраться в овцеводстве.

Пьер все еще не понимал, переводя взгляд то на костер, то на растерянного викария, но тот уже что-то сообразил:

– Ага… Отец Петр, вы уже приняли сан? Впрочем, не важно, это потом… Но… Надо скорей навести порядок! Люди…

Тут что-то стало доходить и до нормандца. Он покосился на бросивших оружие стражников и качнул «посохом».

– Позови де Гарая! – шепнул я, но разбойник уже был рядом. Накладная борода исчезла вместе с колпаком, неровные зубы скалились:

– Вы все-таки спалили его, отец Гильом! Ну чего, как там с этим?

Похоже, народный герой спешил получить «это» и сгинуть. Но крепкая рука нормандца уже держала его за шкирку.