Овернский клирик - Страница 65

– Брат Ансельм! – воскликнул я, но было поздно. Анжела вздрогнула и медленно опустилась на табурет.

– Вы… Вы видели?

– Ха! – итальянца понесло. – Еще бы! Анжела, посуди сама. Ты же католичка, дочь Святой Церкви! Ты покрываешь нечисть! Разве можно допустить, чтобы эти твари разгуливали между людьми?

– Твари? – девушка покачала головой. – А разве можно допустить, чтобы людей… Людей, отец Ансельм! Чтобы их травили, как бешеных собак, только за то, что они другие – не такие, как мы? Чтобы попы натравливали на них испуганное стадо…

– Ого! – Ансельм предостерегающе поднял палец. – Дочь моя, осторожнее!

– Ну конечно! Они нелюди и колдуны! А кто вы, способные увидеть то, что не может заметить даже епископ? Кто дал вам такие глаза? Вы же не святые? Или ты святой, отец Ансельм?

– Ну-у-у… – парень растерянно поглядел на меня. – Мы – монахи из Сен-Дени! Нам эти колдовские чары…

Я предоставил Ансельму самому выпутываться из нелепого положения. Вспомнился связанный из веток крест, испуганное бормотание косматого демона и когтистая лапа, пытающаяся сотворить крестное знамение. Кто же из нас колдун?

– Мир вам, – наконец вздохнул я. – Мы не святые, дочь моя. Но очень надеюсь – и не колдуны. Остальное попытаемся узнать. Если сможем.

Разговор затих, и я вновь пожалел, что Анжела не доверяет нам до конца. Она знает больше – много больше, чем говорит. Впрочем, кое-что мы сможем скоро увидеть. Достаточно лишь подождать.

…Ждать пришлось долго – не час и не два. За дубовой дверью уже сгустились сумерки, но никто не спешил заглянуть к нам. Ансельм пытался продолжить обсуждение того, что мы видели, но я не без тайного – и, без сомнения, грешного – злорадства велел извлечь на свет Божий «Светильник» отца Гонория. По тому, как вытянулась физиономия итальянца, я понял, что уязвил его гордыню не в пяту, но в самое сердце. Пьер также загрустил, но я был тверд, и вскоре мы пустились в плавание по волнам благочестия и смирения. Анжела, вероятно, из сострадания, несколько раз принималась подсказывать, причем каждый раз удачно. Пока Ансельм со скрежетом зубовным объяснял мне, в чем состоит добродетель ангелов, я пытался понять, откуда дочь жонглера знает эти достохвальные премудрости. В том, что уроженке Милана ведома латынь, ничего странного нет, но добровольно штудировать «Светильник» едва ли станет даже самый мрачный из жонглеров. Хотя кто знает, может, им тоже необходимо смирять гордыню?

За окошком стемнело, мы зажгли найденные в комнате свечи, когда Пьер, прервав рассуждения о грехопадении Адама, замолчал и быстро поднес палец к губам. Мы вскочили. Анжела бросилась к двери, но Ансельм схватил ее за руку и усадил на лавку. Снаружи – из коридора – послышался скрежет и стук – кто-то открывал внешнюю дверь. Я жестом велел всем отойти и снял с груди крест. Оборотня я не боялся, но как поведет себя демон на этот раз, предугадать трудно.

…Шаги – легкие, быстрые, ничем не похожие на тяжкую поступь нелюдя. Дверь в комнату заскрипела, на пороге вырос высокий силуэт в черном плаще.

– Мир вам, святые отцы!

Доминик д’Эконсбеф невесело улыбнулся и склонил голову. Я привычно пробормотал слова благословения, но поднятая ладонь замерла. На кого я призываю благодать Христову?

– Вы ждали не меня? – сеньор Доминик присел на лавку, странно ссутулившись, словно постарел на много лет. – Филипп побоялся прийти.

Мы молчали. Д’Эконсбеф окинул нас быстрым взглядом и покачал головой:

– Я говорил отцу… Нам надо было уезжать еще три года назад, когда все это началось. Впрочем, вам не понять.

– Из Бретани вас изгнали не из-за разногласий с герцогом? – негромко спросил Ансельм.

– Да. Из Эконсбефа – тоже… Мы дважды прокляты – и никто не в силах нам помочь. Прокляты вместе со всем народом логров.

– Погодите, сын мой, – не выдержал я. – Христос принял на себя грехи всего мира! Святая Церковь получила от него право прощать…

– Так почему же никто не может помочь нам? – сеньор Доминик резко взмахнул рукой. – Почему? Мы – добрые христиане! Мы не виноваты, что наших предков за гордыню превратили в демонов!

Пьер испуганно поглядел на нашего гостя и перекрестился. Тот вновь невесело усмехнулся:

– Вот-вот! Впрочем, некоторые сразу же берутся за колья… Другим лограм легче – они могут скрывать это проклятие. От нас зависит, кем быть – демоном или человеком. Но наша семья проклята дважды.

– Филипп? – понял я.

– Да. Мой брат болен и не может владеть собою. Иногда он уходит из дому, и тогда… Впрочем, что я говорю? Вы ведь все знали, отец Гильом! С самого начала!

– Нет, сын мой. Только с той минуты, когда увидел на вашем брате пояс – тот же, что и на демоне.

Сеньор Доминик покачал головой, что-то проговорив на непонятном языке. Непонятном – но не таком уж незнакомом. Именно на этом языке пытался заговорить со мной сеньор Гуго.

– Я не понимаю.

– Понимаете, – сеньор Доминик встал и поглядел мне прямо в глаза. – Я не смею спорить с посланцем гармэ. Но прошу – дайте нам уехать! Передайте тому, кто вас послал, что мы… Впрочем, нет, просто расскажите, что видели.

Мы не понимали друг друга. Он принимал меня за посланца каких-то гармэ – уж не дэргских ли чародеев? Но почему? Почему его брат пытался защититься от меня крестом?

– Сеньор Доминик, – подумав, начал я. – Не будем сейчас об этом. Я прибыл сюда по поручению Его Высокопреосвященства, дабы выяснить правду о Жанне де Гарр. Я хочу знать, кто убил ее, кто убил самозванку…

По его лицу промелькнуло странное выражение – Доминик был явно удивлен. Даже изумлен.