Овернский клирик - Страница 36

Ансельм щелкнул пальцами:

– Отец Гильом, вам не кажется, что монсеньор де Лоз немного перестарался? Если дело закрыто, зачем натравливать на нас де Гарая? Не логично ли принять нас со всеми почестями, напоить, накормить и вручить эти свитки?

– А почему убрали брата Умберто? – усмехнулся я. – Могу добавить комментариев, брат Ансельм. Если бы все было закончено, Его Преосвященство не уезжал бы в Фуа на несуществующий праздник. Мы приехали поздно, но что-то еще они не успели спрятать. Значит…

– Едем в Артигат, – понял Ансельм.

– Да! Завтра же.

…Достойный брат Жеанар долго уговаривал нас остановиться в епископском доме, но я рассудил, что не стоит злоупотреблять подобным гостеприимством. Местный постоялый двор тоже не вызывал доверия, но Пьер, покрутившийся по Памье, пока мы с Ансельмом изучали дело, договорился с хозяином одного пустующего дома на окраине. Дом этот не имел крыши, зато сохранил прочную дверь с мощным засовом.

– Я все смотреть, – сообщил нормандец, когда мы, поужинав в ближайшей харчевне, принялись устраиваться на ночь. – Я все слушать… Слушал.

– И как тебе басконский язык? – осведомился Ансельм.

Пьер хитро улыбнулся:

– А ничего! «То, что он сказать не может, то написано на роже…»

Я вздохнул и укоризненно поглядел на Ансельма. Тот отвел глаза.

– И что же там написано, брат Петр?

– Ну… – нормандец замялся. – Епископ большая скотина есть.

– Брат Петр! – возопил я. – Не берите дурной пример с брата Ансельма! Чтите отцов наших духовных!

Пьер вздохнул.

– Епископ… Как в той песенке, брат Ансельм? «Кто у них в судилище защищает дело, тот одну лишь истину пусть запомнит смело: хочешь дело выиграть – выложи монету. Нету справедливости, коли денег нету».

Поистине, успехи в латинском языке налицо. Кто бы мог надеяться еще год назад, что Пьер, еле склонявший «армо, армэ…», будет без ошибок цитировать Вальтера из Шатильона! Я вновь поглядел на Ансельма, но тот сделал вид, что изучает один из свитков.

– Живет он с женщина, – продолжал ободренный успехом Пьер. – То есть с женщиной. Она есть его служанка. Живет он с мужчина. Он есть…

– Брат Петр! – Я вздохнул. – Хватит!

– Но вы же спрашивали, отец Гильом! – удивился нормандец. – Я узнавать… узнавал. А хозяйство он вести не уметь… Не умеет. Все отдавать на откуп брату Жеанару.

– Да какое тут хозяйство? – удивился Ансельм. – Пустоши, овцы грязные…

– Не скажи, брат Ансельм! Земля тут есть. Пастбища тут есть. Я смотрел. Если пшеницу сеять вместо проса…

– Как у вас в деревне, – ввернул итальянец.

– И не как у нас! – похоже, Пьер слегка обиделся. – Тут земля хорошая. Тут пастбища хорошие. Тут каждый год ярмарка есть…

– Только тебя тут не хватает, – хмыкнул Ансельм, и Пьер обиделся – на этот раз всерьез.

– Мир вам, братья! – вмешался я. – Брат Ансельм, нехорошо!

Итальянец взглянул на насупившегося Пьера и развел руками:

– Ну, извини, брат Петр! Я это в том смысле, что ты бы тут порядок навел.

– А чего? – буркнул нормандец. – И навел! Церковь бы, по крайней мере, как сарай не стоять… Епископ…

– С монсеньером де Лозом все ясно, – резюмировал я. – Однако же в дальнейшем, братья, прошу высказываться о нем с большей почтительностью. Что вы еще слыхали, брат Петр?

– А нехорошо тут, – сообщил нормандец и вновь насупился.

– Как же так? – не удержался Ансельм. – Тут же каждый год ярмарка есть!

– Люди ночью на улицу не выходить. Демона боятся. Демон в лесу ходит.

– Что?!

Мы с Ансельмом переглянулись.

– Большой демон. Как медведь, только больше. Он людей пугать.

Явно нашего ночного гостя видели не только мы. Да, в Памье действительно нехорошо.

– А что говорят о сеньоре д’Эконсбефе? – внезапно спросил Ансельм.

– Ничего не говорят. – Пьер пожал плечами. – Они его редко видят. Из замка в Памье редко приходят.

Мы с Ансельмом вновь переглянулись. Во всех трех свитках, врученных нам Жеанаром де Юром, о д’Эконсбефе не было сказано ни слова – кроме того, что благородный сеньор оказал следствию содействие. Но в чем оно проявилось, понять было нельзя. Замок оставался в стороне – словно д’Эконсбеф не имел к этому делу никакого отношения.

…Я проснулся среди ночи и тут же увидел Ансельма. Парень приложил палец к губам.

– Вы чутко спите, отец Гильом.

– Привычка, – прошептал я в ответ. – Еще с Палестины… Что случилось?

Он вновь приложил палец к губам и поманил меня к двери. Я оглянулся – достойный брат Петр, похрапывая, мирно почивал на куче старой соломы, заменявшей нам ложе. Накинув ризу, я последовал за итальянцем. Когда он положил руку на засов, я не удержался и показал глазами на дверь.

– С вами желает поговорить один… человек, – тихо пояснил Ансельм. – Его зовут брат Пайс.

Я отметил про себя редкое имя, похожее на басконское, и почувствовал внезапную тревогу. Брат Пайс… Интересно, чей он брат?

Я взглянул на Ансельма – мальчик был серьезен. Значит, что-то случилось. Что-то важное.

За дверью было темно. Я огляделся и, ничего не заметив, хотел позвать Ансельма, но внезапно услыхал негромкое:

– Мир вам, брат Гильом!

Кто-то неслышно подошел сзади. Наверное, он стоял за дверью – старый прием для тех, кто ждет в засаде.

– Тут есть скамейка, – продолжал неизвестный. – Сделайте два шага в сторону.

Я повиновался.

– Сейчас мы присядем и поговорим, брат Гильом. Вы можете обещать, что не будете пытаться меня рассмотреть?

– Обещаю.